ЕЩЕ О ПОКРОЕ ПИЛАТОВА ПЛАЩАВ «Мастере и Маргарите» нет слов «тога» и «туника».
Первое заменено «плащом» и «мантией» («Понтий Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вышел на балкон»), второе «рубахой» («Примерно в полночь сон наконец сжалился над игемоном. Судорожно зевнув, прокуратор расстегнул и сбросил плащ, снял опоясывающий рубаху».)В библейской части романа туника четырежды называется рубахой. Тога – многократно плащом или мантией.
Такое вот остранение наоборот (Шкловский наизнанку).

Так художники Возрождения изображали библейских и евангельских персонажей в одеждах XV века и в европейском пейзаже. (Замечания о. Григория Михнова-Вайтенко.) То есть Булгаков следует традиции.

«Иван ничего и не пропускал, ему самому было так легче рассказывать, и постепенно добрался до того момента, как Понтий Пилат в белой мантии с кровавым подбоем вышел на балкон».
…
«– Белая мантия, красный подбой! Понимаю! – восклицал Иван».
…
«В дремоте перед Иваном являлся неподвижный в кресле человек, бритый, с издерганным желтым лицом, человек в белой мантии с красной подбивкой, ненавистно глядящий в пышный и чужой сад».

Сегодня петербургский театральный художник Марк Борнштейн ответил мне на вопрос, как он представляет себе покрой пилатового одеянья?
– Тога, отороченная накрашенной красной полосой.
– А почему не пришитой по краю?
– А римляне вообще не сшивали*.
– То есть красная изнанка белого плаща исключена?
– Исключена.
– А откуда ты это знаешь?
– Я это знал раньше, чем прочитал роман.
– Как так?
– Да, понимаешь, я изучал историю костюма.

(*Уточним: иногда всё же сшивали. Туника сшивалась из двух кусков материи. Но и тут короткие рукава не пришивались, а изготавливались из складок материи.)

И почему слово «подбой» одновременно означает и изнанку, и оторочку, объяснил мне тоже Марк.
– Подбой (скажем, меховая изнанка парчовой шубы) часто загибается на лицевую сторону в виде полоски-каймы, оторочки. Потому и произошло это семантическое раздвоение.

«…длина пигалицы относа до хвоста семь вершков головка и спина зеленоватые, с бронзово-золотистым отливом; крылья темно коричневые, почти черные, с белым подбоем до половины…» [С. Т. Аксаков. Записки ружейного охотника Оренбургской губернии (1852)].

По статусу Пилат должен был носить трабею – тогу, украшенную несколькими продольными пурпуровыми полосами (указано Ш.П.).

В 1937-м году в рукописи было так: «В белом плаще с кровавым генеральским подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром 14-го числа весеннего месяца нисана в колоннаду дворца вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Генеральские шинели во время оно были на краской подкладке. В начале ХХ века красными делали только отвороты и обшлаги. То есть те же нашитые лоскуты. «Генеральской» тога может быть потому, что по ее краю (по груди и вдоль ноги) идет алая лента, ассоциирующаяся с лампасами.
Воинские плащи в романе тоже мелькают. Они одноцветные:

«…пришедшему к прокуратору понадобилось очень мало времени, и вскоре он появился на балконе в сухих сандалиях, в сухом багряном военном плаще…»

-- Видите ли, профессор, -- принужденно улыбнувшись, отозвался Берлиоз,
-- мы уважаем ваши большие знания, но сами по этому вопросу придерживаемся
другой точки зрения.
-- А не надо никаких точек зрения! -- ответил странный профессор, --
просто он существовал, и больше ничего.
-- Но требуется же какое-нибудь доказательство... -- начал Берлиоз.
-- И доказательств никаких не требуется, -- ответил профессор и
заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: -- Все просто: в
белом плаще...

Глава 2. Понтий Пилат

2 В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой,
ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду
между двумя крыльями дворца ирода великого вышел прокуратор Иудеи Понтий
Пилат.
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все
теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать
прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают
кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожи и конвоя примешивается проклятая
розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с
прокуратором в Ершалаим первая когорта двенадцатого молниеносного легиона,
заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому
дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить
обед, примешивался все тот же жирный розовый дух. О боги, боги, за что вы
наказываете меня?
"Да, нет сомнений! Это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь
гемикрания, при которой болит полголовы. От нее нет средств, нет никакого
спасения. Попробую не двигать головой".
На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор,
не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не
удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел
написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
-- Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
-- Да, прокуратор, -- ответил секретарь.
-- Что же он?
-- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона
направил на ваше утверждение, -- объяснил секретарь.
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
-- Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели
и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот
человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была
прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под
левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта -- ссадина с
запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на
прокуратора.

«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат».
С этой фразы начинается вторая глава великого романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита».
Прокуратор по многим известным ему признакам уже знал, что день этот нехороший. Прокуратора мучила головная боль – следствие болезни с загадочным названием гемикрания. Весна его не радовала.
Странная дата – 14 число весеннего месяца апреля. Она занимает особое место в биографии Булгакова. Дата странной смерти Маяковского, которого Булгаков считал предателем.
14 нисана 33 года нашей эры - день, когда человек казнил Сына Божьего. Казнил для того, чтобы перелегли на его плечи все грехи людские. А разве сами люди не дети Божьи? Значит, Бог выбрал одного из своих детей, чтобы он один ответил за всех. И возрадовались грешники: нашелся тот, кто ответит за них.
Перед тем, как отправить на казнь Сына Божьего, другой его сын – Понтий Пилат ведет с ним беседу. Услышав, как Иешуа, называет всех, с кем ему приходилось встречаться «добрыми людьми», спрашивает:
« - А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
- Всех, - ответил арестант, - злых людей нет на свете.
- Впервые слышу об этом, - сказал Пилат, усмехнувшись, - но, может быть, я мало знаю жизнь! … В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
- Нет, я своим умом дошел до этого.»

О чем думал Булгаков, когда писал эти строки? Оклеветанный, лишенный всего… Дошел до всего своим умом… Сердце щемит при мысли о страданиях этого гения.
Добрые люди изгадили его жизнь, сократили ее. Я специально не беру «добрые» в кавычки. Потому что так оно и есть. Нет злобы в душе человеческой. Есть страх один. Из страха совершаются все подлые поступки. Страх, что другой займет его место «под солнцем», отнимет любимую женщину, лишит работы, жилья… Все эти фобии приводят к тому, что человек пытается опередить «беду», защищается от судьбы… Как часто мы принимаем обычную фразу за оскорбление, выходим из себя из-за невинной шутки. Что движет нами в этой ситуации? Страх быть униженным, а значит – потерять уважение окружающих, социальный статус… Как часто родственники, знакомые, друзья, коллеги выбирают одного из своих в жертвы, чтобы самоутверждаться за его счет. Как правило – самого доброго и чистого душой. Как часто, почувствовав в другом сильный ум, «средние» начинают его травить нещадно, потому что умный, как им кажется, может использовать свои способности против них.

И тогда является Он – враг рода человеческого. Самый первый завистник, испугавшийся того, что Бог полюбит Человека сильнее, чем его – самого умного из Ангелов, учителя Ангелов. Тот, кто - «часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

…Чем дольше беседовал с Иешуа Понтий Пилат, тем больше понимал истинное значение происходящего:
«- Ненавистный город, - вдруг почему-то пробормотал прокуратор и передернул плечами, как будто озяб, а руки потер, как бы обманывая их, - если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудою из Кириафа, право, это было бы лучше.
- А ты бы меня отпустил, игемон, - неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, - я вижу, что меня хотят убить.
Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал:
- Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?»
Виноват ли прокуратор? Да! Больше всех виноват тот, кто лучше всех понимает происходящее и принимает определенное решение. Кто такой палач, тихонько кольнувший Иешуа в сердце? Он лишь – инструмент. Колесико в страшной и беспощадной СИСТЕМЕ. Его роль ничтожна. Он – мясник, слепое орудие казни. У него человеческий облик, но мысли растения. Он выполняет свои профессиональные обязанности, чтобы принести вечером домой «кусок мяса».

Журналисты - палачи

Как часто в роли палача оказывается журналист. Чем и опасна профессия, так это тем, что тебя могут использовать, как орудие мести, прокладку, презерватив … Чтобы те, кто наметил жертву, остались чистенькими. В моей жизни были эпизоды, когда меня пытались использовать в роли палача. К счастью, мне хватило ума не вляпаться в грязь. Надеюсь, и дальше будет хватать.
Как-то меня вызвал к себе редактор одной из крепких газет и, немного помявшись, предложил написать фельетон про другого редактора. Причем желательно было вывести «героя» в качестве педераста. Я вежливо отказалась. Пришлось шефу самому «отписываться» (тоже по чьему-то заданию). Мир тесен. Спустя год тот самый редактор, про которого должен был быть мой фельетон, пригласил меня к себе на работу. И, если бы не более заманчивое предложение, я с чистой совестью работала бы с этим ничего не подозревающим человеком.
В другой раз ситуация и вовсе была патовой. Меня поставили перед выбором: или пишу «пасквиль», или увольняюсь. Никаких вакансий в ближайшем окружении не было. Дома больной ребенок, долги по квартплате, невыплаченный кредит. И все же выкрутилась. Позвонила тому, с кем должна была делать интервью (он собирался слить информацию), и поговорила так, что у собеседника отпала охота встретиться именно со мной. Вежливо, без «утечки информации» сумела вызвать антипатию. Повезло, можно сказать. Формально я не отказалась от задания, вины вроде бы нет. На этом все и завершилось. Спустя пару месяцев мне предложили другую работу, и я тихо слиняла с «беспокойного» места.

Эффект бумеранга

Но вернемся к Понтию Пилату. Порой приходится слышать от неглупых людей вопросы: «Почему Бог не наказывает извергов? Почему садисты, педофилы, убийцы не умирают мучительной смертью сразу после совершения преступления?»
У Бога свои весы. И дай нам Бог силы вынести все его испытания. То и дело хочется воззвать к небу подобно Левию Матвею: «Ты глух! Если бы ты не был глухим, ты услышал бы меня и убил его тут же». Дай нам Бог терпения.
Но иногда Аллах преподносит нам свои сюрпризы. И человек, понимающий истинное положение вещей и допустивший несправедливость, получает заслуженное.
И тогда судьбу «рядового» повторяет «главнокомандующий».

В ташкентском Караван-сарае культуры имени Икуо Хироямы с 15 ноября до 3 декабря проходила выставка живописных и графических работ по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Пятнадцать ташкентских художников предложили ценителям изобразительного искусства и литературы свое видение этого гениального произведения. Всего в экспозиции выставки было представлено около шестидесяти их работ. А через год по итогам вернисажа его инициаторами планируется переиздание в Узбекистане романа сразу на трех языках – русском, английском и узбекском. Но удастся ли им это сделать после всех мистических событий, происходивших (в том числе и в Ташкенте) с главным романом Булгакова?

«Сатанинский» путь великого романа

Впервые часть иллюстраций нынешней экспозиции была выставлена в Ташкенте ровно год назад, когда в театре «Ильхом» прошла выставка графики местного художника Алишера Ибрагимова. Он представил тридцать три пронумерованные работы, пересказывающие сюжет тридцати двух законченных и одной незаконченной главы романа Булгакова.

В этом году автор и продюсер всего проекта – известный в узбекской столице меценат, руководитель медицинского центра «АНИК» Алексей Назаров – предложил двум-трем десяткам известных и начинающих художников создать свои иллюстрации к роману. Не все откликнулись. Вернее, желание откликнуться возникло у всех приглашенных, но осуществить свои замыслы сумели лишь пятнадцать из них. Остальным чего-то не хватило: то ли мастерства, то ли смелости. Остановимся подробнее на последнем качестве.

Дело в том, что с момента создания романа с «сатанинским привкусом» многих, кто с ним так или иначе соприкасался, постигали неудачи, а кто-то даже скоропостижно уходил из жизни. Но обо всем по порядку.

Роман «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков закончил писать в 1940 году. Вернее, так и не успел закончить – на обложке папки с рукописями своей рукой вывел последний девиз: «Дописать прежде, чем умереть». Увы, дописал только 32 главы – 33-я, а возможно, и еще несколько глав остались незаконченными: 10 марта 1940 года великий мастер скончался. В 1941 году вдова писателя Елена Сергеевна отправилась в эвакуацию из Москвы в Ташкент. Вот тогда-то роман впервые и оказался в Узбекистане – рукопись романа Булгакова, естественно, взяла с собой.

В Ташкенте Елена Сергеевна проживала в доме №54 по улице Жуковского, где уже квартировали известные московские литераторы Анна Ахматова, Николай Погодин, Иосиф Уткин и семья Луговских. К слову, впервые роман «Мастер и Маргарита» был опубликован в журнале «Москва» в 1966 году. И в том же самом году дом №54 был разрушен ташкентским землетрясением. Это, конечно, похоже на простое совпадение, но, как известно, ничего в жизни не происходит просто так.

Как известно, с большими проблемами столкнулся взявшийся за Булгакова российский режиссер Юрий Кара. Его фильм «Мастер и Маргарита», снятый в 1994 году, 16 лет не выходил в прокат из-за разногласий, возникших между режиссером, фирмой «ТАМП», обладающей правами на картину, и наследниками Михаила Булгакова. В итоге премьера фильма на широком экране состоялась лишь в марте 2011 года – и к тому же в сильно урезанном виде. Первоначально картина длилась 3 часа 20 минут, но зрители увидели ее версию продолжительностью 2 часа 3 минуты.

Воланд приходит на Восток

После первой публикации «Мастера и Маргариты» роман в спешном порядке начали переводить на языки республик Советского Союза. Не обошло стороной это поветрие и Узбекистан. Неизвестно, как обстояло дело с переводом у соседей, но в Ташкенте в конце семидесятых годов прошлого века начались настоящие приключения с явным оттенком мистики. Вот что вспоминает о них известный узбекистанский писатель Николай Красильников. (Стилистика оригинала сохранена. – Прим. «Ферганы»).

«В те годы я работал редактором в издательстве художественной литературы и искусства им. Гафура Гуляма. Директор издательства, видный писатель, певец соцреализма Хамид Гулям поручил перевести роман Булгакова «Мастер и Маргарита» на узбекский язык известному переводчику Мирзиёду Мирзаидову. Мирзиёд работал редактором в «Редакции литературы народов СССР». Переводчиком он считался отменным, русским владел прекрасно. В творческом активе у него уже были переведенные им романы Катаева, Ильфа и Петрова, Олеши… Поэтому за порученное дело Мирзаидов принялся с удовольствием.

Сначала работа пошла ровно, без сучка и задоринки. Но чем глубже он уходил в произведение, в образы героев, тем становился задумчивее, раздражительнее… Куда только девалась былая веселость Мирзаидова?! Иногда, встречаясь в коридоре, он спрашивал меня значение той или иной фразы, слова… Работа над переводом явно застопоривалась. На вопрос коллег: «Как идут дела?» – Мирзаидов неопределенно махал рукой. Некоторые из близких друзей просили дать почитать уже переведенные главы, но он вполне резонно и по-восточному оправданно отвечал: «Половину работы не показывают».

А вскоре Мирзиёд заболел. У него стала барахлить печень. Он все чаще находился на больничном, болел… А однажды в издательство пришли родственники и сказали, что Мирзиёда не стало. И - странное дело - вместе с его уходом пропали переведенные главы романа. Их не нашли ни в рабочем столе Мирзаидова, ни дома. Но никто из сотрудников и родных не обратил на эту деталь серьезного внимания… Стало быть, мало ли что могло произойти. (Тем более что подобные примеры в истории литературы были – взять хотя бы Гоголя).

Пришлось Хамиду Гуляму перепоручить важный заказ другому редактору и переводчику - Низамеддину Камилову. Он тоже принялся за «выигрышную работу» с большим душевным подъемом. Взял для этого даже творческий отпуск. Перевел половину романа и… какой-то поникший, с впалыми глазами, вернулся на работу. Перевод почему-то дальше не задался. Низамеддин явно чем-то был встревожен, даже удручен. Ему не давала покоя глава «Бал у сатаны»…

И – что же? Как-то сотрудники редакции, вернувшись после обеденного перерыва, не застали Камилова на привычном месте. Он обычно обедал на работе за своим столом. Зато за открытым окном четвертого этажа в издательском дворике слышались громкие и тревожные голоса, раздавалась сирена скорой помощи… Мы выглянули вниз и увидели возле клумбы с цветами на асфальте фигуру Низамеддина с раскинутыми руками. Его окружали типографские работники и врачи в белом. До нас не сразу дошло, что, пока мы находились в столовой, Камилов выбросился в окно.

Что послужило тому роковой причиной, никто не знал. Ни на работе, ни дома… Переведенные главы, как и в первом случае, нигде не нашли. Словно роковые странички в воздухе испарились! Теперь сотрудники с какой-то скрытой опаской стали обходить кабинет №26 с табличкой «Редакция литературы народов СССР», называя ее по-булгаковски «нехорошей комнатой».

Хамид Гулям уже было решил приостановить затею с переводом «злополучного» романа, но тут один из редакторов-переводчиков Исмаил Ахмад добровольно вызвался довести начатые попытки перевода до логического завершения. Это поистине мужественное заявление заметно приободрило директора-писателя, и он дал очередное добро на перевод…

Увы, дорогой читатель, не буду томить тебя долгой фабулой. Ты, наверное, и сам уже догадался, что произошло дальше… Да, да, Ахмад почти перевел роман, осталось всего ничего, каких-то две-три завершающих главы, и переводчик, предвкушая успех, уже потирал ладони: «А, каково?! Все равно я перехитрил шайтана». Рано радовался, бедняга…

Через несколько дней на одной из трамвайных остановок на Бешагаче Исмаила сразил обширный инфаркт. Хорошо, что рядом оказались добрые люди, успели подхватить его под руки, а то угодил бы прямо под трамвай, как Берлиоз… Скорая прилетела незамедлительно, но все равно уже было поздно. А что же роман? Перевод Ахмада, как вы уже догадываетесь, так нигде и не нашли. Поистине чертовщина – только на восточной почве...»

В итоге в 1987 году перевод романа все-таки состоялся. Его автором стал заслуженный деятель культуры Узбекистана, ветеран Великой Отечественной войны, переводчик и киносценарист Кодир Мирмухамедов, успевший к тому времени перевести на узбекский «Мартина Идена» Джека Лондона, «Жизнь Клима Самгина» Горького, «Декамерон» Боккаччо. Неизвестно, как в дальнейшем сложилась судьба Мирмухамедова, но в 1988 году он успешно перевел еще и «Илиаду» Гомера.

Булгаков придет по-английски

Как рассказал на открытии прошедшей в Ташкенте выставки ее инициатор Алексей Назаров, на весну 2019 года в театре «Ильхом» запланирована еще одна выставка, но уже по отдельным персонажам романа Булгакова. Она станет продолжением грандиозного проекта – в Ташкенте к концу следующего года будет переиздан роман «Мастер и Маргарита», причем на трех языках: русском, узбекском и английском.

Если с узбекским все понятно (перевод Кодира Мирмухамедова), то вопрос с переводом на английский пока все еще открыт. Поскольку их, как выясняется, три: Майкла Гленни (Michael Glenny) 1967 года, Дианы Бургин и Кэтрин Тьернан О"Коннор (Diana Burgin and Katherine Tiernan O"Connor) 1995 года и Ричарда Певьера в соавторстве с Ларисой Волохонской (Richard Pevear and Larissa Volokhonsky) 1999 года.

Сложность не только в выборе переводчиков, но и в том, что им самим или их наследникам нужно будет заплатить. То же самое, кстати, касается и переводчика на узбекский язык или его наследников. Деньги, по всей видимости, нужны немалые, но Назаров эти расходы берет на себя. Другое дело – определить тираж будущих книг: сто, тысяча, три тысячи, десять тысяч экземпляров… Насколько сейчас высок интерес к главному роману Булгакова в Узбекистане? Этот вопрос пока тоже остается открытым.

и пройдет, осленка понукая,
лепестки, колючки в волосах, -
легкая, лучистая такая, -
а была, голубка, на сносях.

И куда ж они бежали ныне?
Грезя так, я, сгорбленная, шла.
Вот мой дом на каменной вершине,
глянула и в блеске замерла...

Предо мной, - обделанный на диво,
новенький и белый, как яйцо,
домик мой, с оливою радивой,
серебром купающей крыльцо!

Я вхожу... Уж в облаке лучистом
разметалось солнце за бугром.
Умиляюсь, плачу я над чистым,
синим и малиновом ковром.

Умер день. Я видела осленка,
петушка и гвоздики во сне.
День воскрес. Дивясь, толкуя звонко,
две соседки юркнули ко мне.

Милые! Сама помолодею
за сухой, за новою стеной!
Говорят: ушел он в Иудею,
старый плотник с юною женой.

Говорят: пришедшие оттуда
пастухи рассказывают всем,
что в ночи сияющее чудо
пролилось на дальний Вифлеем...

Когда я по лестнице алмазной
поднимусь из жизни на райский порог,
за плечом, к дубинке легко привязан,
будет заплатанный узелок.

Узнаю: ключи, кожаный пояс,
медную плешь Петра у ворот.
Он заметит: я что-то принес с собою -
и остановит, не отопрет.

«Апостол, скажу я, пропусти мя!..
Перед ним развяжу я узел свой:
два-три заката, женское имя
и темная горсточка земли родной...

Он поводит строго бровью седою,
но на ладони каждый изгиб
пахнет еще гефсиманской росою
и чешуей иорданских рыб.

И потому-то без трепета, без грусти
приду я, зная, что, звякнув ключом,
он улыбнется и меня пропустит,
в рай пропустит с моим узелком.

Мастер и Маргарита.
Фрагмент

Глава 2. Понтий Пилат

В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожаного снаряжения и пота от конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался все тот же жирный розовый дух.

«О боги, боги, за что вы наказываете меня?.. Да, нет сомнений, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь... гемикрания, при которой болит полголовы... от нее нет средств, нет никакого спасения... попробую не двигать головой...»