В атмосфере торжества узаконенной алхимии стали появляться настоящие чудовища.

Так, старая большевичка с образованием фельдшера Ольга Борисовна Лепешинская заявила, что ей удалось открыть образование клеток из бесформенного «живого вещества» (например, сенного настоя, сока алоэ и так далее). Ниже я привожу фрагмент из статьи «Огонька», воспевающей это открытие. Обратите внимание на фронтовую лексику, которая вообще была типичной для той эпохи.

… «Клетка… Кому не знакомо это слово, выражающее самое существенное в наших знаниях о тончайшем строении живых тел! В сознании каждого со школьной скамьи прочно укрепляется представление, что основу строения организмов составляют клетки - мельчайшие частицы, из которых сложены тела животных и растений.

Такой взгляд владел исследователями на протяжении почти целого столетия. Изучение клеток, их тончайшего строения и деятельности открыло новый, неведомый нам мир - "закулисную работу жизни", по выражению великого русского мыслителя А.И.Герцена. Но вместе с тем оно уводило в сторону от познания организма как целого, в котором клетки играют подчиненную, зависимую роль. Немецкий ученый Вирхов 90 лет назад объявил их ответственными за все состояния организма. Болезненные изменения нашего тела Вирхов назвал "клеточной патологией".

На многие годы незыблемыми, несокрушимыми истинами стали казаться слова Вирхова: "всё живое только из клеток», «каждая клетка возникает из клетки". Отсюда следовал вывод, что познание всех живых тел должно сводиться к изучению входящих в их состав клеток.

Вирхов был убежденным противником дарвинизма, теории развития живой природы. Он считал природу застывшей в своих формах с того момента, когда она "вышла из рук творца". Его представления омертвили клеточное учение, которое из теории, свидетельствующей о развитии органического мира, превратилось в руках Вирхова в мертвую догму о тождественном плане строения всех живых организмов. Вирховианство стало опорой реакционного, идеалистического направления в биологии, отрицающего подлинную эволюцию живой природы.

И в самом деле, о каком развитии, то есть о превращении простого в сложное, об образовании нового на месте отживающего старого, можно говорить, если считать, что жизнь организма начинается с клетки и ведет к возникновению клеток, дающих начало новым организмам? Одна клетка, по Вирхову, порождает множество клеток - организм. Из этого множества снова выделяется одна клетка, порождающая новое множество; бесконечная цель клеточных делений, воспроизводящих старые, вечно существующие формы. А где же развитие? Где образование нового?

На протяжении последних десятилетий прогрессивные ученые призывали к пересмотру вирховианской клеточной теории. Но только на основе марксистско-ленинского учения оказалось возможным разоблачить до конца извращения, внесенные Вирховом, и показать пути их преодоления.

Пятнадцать лет назад в скромной лаборатории на Пятницкой улице в Москве началась первая атака на твердыни вирховианства. Атаку возглавила Ольга Борисовна Лепешинская, профессор-большевик, доктор биологических наук, руководитель лаборатории - небольшого коллектива сотрудников, размещавшихся в нескольких комнатах института, носившего в те годы название Биологического института имени К.А.Тимирязева.

Оружием были факты, добытые упорным, сосредоточенным, кропотливым трудом. Доклады и выступления О.Б.Лепешинской неизменно сопровождались демонстрациями. На длинных столах выстраивались микроскопы - десятки штативов с первоклассной оптикой, позволяющей видеть тончайшие процессы развития.

Задача заключалась в опровержении метафизической вирховианской догмы, толкующей развитие как непрерывную цепь клеточных делений. Она противоречила марксистско-ленинскому пониманию развития как процесса, включающего наряду с медленными, постепенными, непрерывными изменениями и быстрые, скачкообразные изменения, нарушающие непрерывность развития. Догма Вирхова противостояла движению науки, мешала ее дальнейшему проникновению в тайны природы.

Под объективами лежали микроскопические препараты, на которых, переходя от микроскопа к микроскопу, можно было проследить удивительный процесс самозарождения клетки. Это были срезы, сделанные через развивающееся куриное яйцо - ту его часть, которая носит название зародышевого диска. Здесь идет бурное размножение клеток обычным путем, возникают зачатки органов. Но под зародышевым диском располагается желток. Его на протяжении многих лет считали источником питания зародыша. Это мнение оказалось неверным. Наблюдения О.Б.Лепешинской и ее сотрудников показали, что желток не только питательное, но и образовательное вещество, из которого строится тело эмбриона.

В жидкости, лежащей под зародышевым диском, зерна желтка образуют округлые тела - "желточные шары". Их обнаружили давно, но их роль оставалась неясной вплоть до того времени, когда О.Б.Лепешинская начала свои исследования. На препаратах легко улавливаются различия в строении желточных шаров. Если стоять на позициях вирховианства, этим различиям можно не придавать никакого значения - ведь они касаются "неживого", "питательного" материала. Но если подойти к ним с правильных, научных позиций, то шаг за шагом можно проследить процесс самозарождения клеток.

В этом и заключалось основное открытие О.Б.Лепешинской - доказательство возникновения клеток не из предшествующих клеток, а из неорганизованного, неоформленного материала - живого вещества.

В развитии животных организмов есть стадия, когда зародыш представляет собой одну клетку. Это вполне закономерно, так как в клетке в какой-то мере отражается далекое прошлое животных организмов, предки которых были одноклеточными существами. А доклеточная стадия? Ведь жизнь на земле возникла в виде клеток не сразу. Должно же находить отражение исходное, доклеточное состояние, когда жизнь воплощалась в более простых частицах - капельках живого вещества. И вот наблюдение открывало в развитии куриного зародыша эту стадию.

На протяжении ряда лет накапливались новые факты. Куриное яйцо было только одним из многих объектов исследования, В лаборатории изучались яйца различных птиц, рыб, земноводных животных. Во всех случаях обнаруживалась доклеточная стадия, открытая О.Б.Лепешинской. Становилось очевидным, что живое может существовать не только в виде клеток, но и как неоформленное, бесструктурное вещество. Рушился миф о том, что последней, "неделимой единицей" жизни является клетка. Жизненные свойства отнюдь не обязательно связаны с ней. Любая частица тела, если она обладает основным признаком жизни - обменом веществ с окружающей средой, - живая, она растет и развивается. Такой частицей может быть любая крупинка протоплазмы - белкового вещества, из которого построено тело клетки, - ничтожно малая, даже невидимая в микроскоп, даже молекула.

Живая молекула! Это казалось кощунством, посягательством на священные устои вирховианской догмы. А между тем представление о живых молекулах было вполне научным и полностью соответствовало диалектико-материалистическому мировоззрению.

О.Б.Лепешинская доказала, что из бесструктурного живого вещества, добытого из живого организма, возникают клетки.

Опыты были проведены на живом веществе гидр - маленьких пресноводных животных, обладающих высокой способностью к регенерации - восстановлению тела из небольшого кусочка. Гидру растирали в ступке. Полученную массу растворяли в воде и подвергали центрифугированию - разделению на составные части. Осадок был снова растерт в ступке, снова разведен водой и центрифугирован. И капля совершенно бесструктурного вещества, взятая из верхнего слоя осадка, помещалась под микроскоп.

Уже через час в капле появляются первые признаки возникновения клеток: образуются мельчайшие тельца, которые на глазах увеличиваются в размерах. Если в каплю добавить питательные вещества - корм гидры, - то развитие продолжается. Тельца растут, приобретая строение клеток. Затем начинается размножение. С помощью микроскопа нетрудно воспроизвести развитие клеток из живого вещества во всех подробностях.

Победа передовых взглядов на строение и развитие живых тел - новая победа мичуринской биологической науки. Вирховианство - это опора реакционного вейсманизма-морганизма, лжеучения о наследственности, созданного буржуазной наукой. Вейсманизм отрицает развитие в природе, толкуя все изменения живых тел как комбинации неизменных наследственных зачатков. Новое в природе, согласно представлениям вейсманистов-морганистов, не возникает: развития нет, есть только воспроизведение одним наследственным зачатком другого, совершенно такого же, и их различные сочетания.

Советская мичуринская биологическая наука на наших глазах переделывает природу, вызывая к жизни "существа будущего", как называл новые формы растений великий ученый И.В.Мичурин. Объединенными усилиями советские ученые различных специальностей вскрывают закономерности возникновения и развития животных и растительных организмов, созданных природой и преобразуемых человеком в интересах строительства коммунизма. В этой огромной работе вооружат и усилят творческую мысль новые представления о развитии - результат могучего влияния идей Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина на советское естествознание…»

В 1952 году в печати Лепешинская сообщила, что Сталин лично одобрил ее «новую клеточную теорию». Поскольку возражений со стороны власти не последовало, алхимическая теория Лепешинской восторжествовала. Десятки профессоров, по неосторожности выступивших против этого бреда, были изгнаны из научных учреждений и университетов. Ее дочь - Ольга Пантелеймоновна Лепешинская и зять Крюков публиковали в самых престижных научных журналах фантастические статьи о превращении клеток в кристаллы и кристаллов в клетки.

Так безграмотные большевики поставили на колени академическую науку. Но дело не только и не столько в них. Иосиф Сталин сам активно участвовал в создании псевдонаучной «мичуринской» биологии, потому что она полностью соответствовала его общей стратегии. Ему также должно было импонировать, что одна из двух основных догм неоламаркизма - передача по наследству приобретенных при жизни свойств - соответствовала положениям, высказанным им еще в 1906 года в статье «Анархизм или социализм?». Благодаря той давней статье, «мичуринскую» биологию можно было рассматривать как дальнейшее развитие его, сталинской, теории.

Считается, что Лысенко и Лепешинская создали «мичуринскую» биологию при поддержке Сталина. Более правильна другая формулировка: Сталин создал с помощью Лысенко и Лепешинской свою сталинскую биологию, названную мичуринской.

Только время всё расставило по своим местам…

Ольга Борисовна Лепешинская (урождённая Протопопова ; 6 (18) августа 1871, Пермь, Российская Империя - 2 октября 1963, Москва, СССР) - российский революционер и советский биолог. Лауреат Сталинской премии первой степени (1950), академик Академии медицинских наук СССР (1950). Основные труды посвящены исследованию оболочек животных клеток, гистологии костной ткани.

Широкую известность в СССР получило обсуждение (в дальнейшем не подтверждённой) теории О. Б. Лепешинской о новообразовании клеток из бесструктурного «живого вещества». Теория Лепешинской на совместном совещании АН и АМН СССР 1950 года была поддержана рядом гистологов и всеми выступавшими докладчиками, включая Т. Д. Лысенко, но впоследствии встретила осуждение критиков как политизированное и антинаучное направление в советской биологии. Профессорам медицинских вузов было вменено в обязанность в каждой лекции цитировать учение Лепешинской (как превращение в живое из неживого). За рубежом её неподтвердившиеся открытия изначально не нашли отклика.

Факты биографии, участие в революционном движении

О. Б. Лепешинская родилась 6 (18) августа 1871 года в Перми в богатой буржуазной семье. Отец умер через три года после рождения Ольги. Братья - Борис, Александр (старшие) и Дмитрий (младший), сестра Елизавета (старшая) и Наталья (младшая). Мать Елизавета Федоровна Даммер (по мужу Протопопова) владела шахтами, пароходами и доходными домами. Со слов Ольги, она обладала энергичным, властным характером широкого размаха, «было в моей матери что-то от Вассы Железновой».

Ещё учась в гимназии, Ольга поссорилась с матерью. Елизавета Фёдоровна получила жалобу от служащих по поводу несправедливой оплаты труда и послала Ольгу в город Губаху для того, чтобы та разобралась в ситуации. Узнав, в каких условиях живут шахтёры, и вернувшись, она назвала мать бесчеловечной эксплуататоршей. Впоследствии мать лишила её наследства. Родилась и жила до 1888 года О. Б. Лепешинская в доме Вердеревского по адресу ул. Сибирская, 2.

В 1891 году О. Б. Лепешинская окончила Пермскую Мариинскую женскую гимназию с присвоением звания «домашней учительницы по математике». В 1890-х гг. получила начальное медицинское образование на фельдшерских Рождественских курсах в Санкт-Петербурге, где познакомилась с Инной Смидович, сестрой революционера-большевика П. Г. Смидовича. С 1894 года вступила в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», став его активной участницей.

В 1897 году Лепешинская окончила Училище Лекарских Помощниц и Фельдшериц с присвоением звания «Лекарской помощницы». В мае этого года она организовала фельдшерский пункт на железнодорожном вокзале в Челябинске. В этом же году, став женой Пантелеймона Николаевича Лепешинского, последовала за ним в ссылку в Енисейскую губернию. Там она служила фельдшером в селе Курагино. Вместе с семнадцатью ссыльными она подписала «Протест российских социал-демократов» против «Экономистов».

В 1898 году Лепешинская вступила в РСДРП, а после раскола партии примкнула к большевикам. С 1900 года она участвовала в работе псковской группы содействия «Искре». Затем, в 1903 году вновь последовала за мужем в Минусинск в Сибири и организовала побег мужа из ссылки. С 1903 году чета Лепешинских находилась в эмиграции в Швейцарии. Там О. Б. Лепешинская училась на медицинском факультете в Лозанне. В Женеве она организовала столовую большевиков-эмигрантов, которая являлась местом заседаний большевистской группы. В 1906 году Ольга Борисовна вернулась в Россию, вела партийную работу в Орше до 1910 года.

В 1915 году Лепешинская окончила Императорский Московский университет на медицинском факультете с получением стипендии «Лекаря с отличием». Работала ассистентом на кафедре университета, но была уволена за революционную деятельность. Практиковала медицину в Москве и Крыму. В 1917 году была членом ревкома станции Подмосковная. Организовала школу-коммуну для беспризорных детей в деревне Литвиновичи Рогачёвского уезда Могилёвской губернии, где Лепешинская жила у матери мужа - Пантелеймона Николаевича. Большинство воспитанников потом приехали в Москву и учились в опытно-показательной школе на Знаменке. Позже этой школе было присвоено имя П. Н. Лепешинского, и в ней учились многие дети из Дома правительства.

У Ольги Борисовны Лепешинской - феерическая судьба!

«Лепешинская была посредственным биологом, но при этом была весьма внушительной фигурой в политическом отношении; это объяснялось тем, что она являлась членом Коммунистической партии с момента ее создания, а также ее сотрудничеством с Лениным и многими другими советскими политическими лидерами. В 1950 году, то есть в том году, когда в Советском Союзе существовал политический гнет, Лепешинская заявила, что ею получены клетки из живой неклеточной материи. При этом она даже утверждала, что ей удалось получить эти клетки из питательных сред всего за 24 часа. Ее работа заслужила высокую оценку со стороны самого Лысенко», – пишет об этом персонаже известный американский историк науки Лорен Грэхем в своей книге «Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе» (М., 1991).

К «опытам» Ольги Борисовны мы еще вернемся. А пока надо сказать, как она стала биологом.

Дочь миллионерши

«Родилась я и выросла на Урале, в городе Перми, носящем теперь славное имя товарища Молотова, – пишет Лепешинская в книге «У истоков жизни» (1952). – Отец мой, Борис Александрович Протопопов, преподавал математику в гимназии и очень любил свое дело. Человек он был чрезвычайно трудолюбивый, мягкий, честный и справедливый.

Но отец умер очень рано, и воспитывала нас мать.

Мать моя была полной противоположностью отцу. Она была из богатой семьи, отличалась исключительной предприимчивостью, хитростью и жестокостью. Она сумела быстро сколотить огромное состояние, имела свои пароходы на Каме, свои фабрики и рудники на Урале.

На пути к богатству ее не останавливали ни зверская эксплуатация рабочих и шахтеров, ни разорение своих конкурентов.

Это было редкое явление в капиталистическом мире – женщина-миллионер, сама нажившая огромное состояние».

Чего-чего, а упорства Ольге Лепешинской действительно было не занимать. Вопреки воле матери – «С радостью покидала я ненавистный мне богатый дом матери» – едет в Петербург учиться на курсах лекарских помощниц. В 1895 году как участница организации «Политический Красный Крест» знакомится с заключенным в тюрьму революционером Пантелеймоном Николаевичем Лепешинским.

Дело в том, что участницы организации специализировались, так сказать, на помощи политзаключенным. Причем весьма своеобразным способом – выдавали себя за их невест, и во время положенных невестам свиданий передавали своим «женихам» новости с воли, поддерживали связь между заключенными. В итоге из фиктивной невесты революционера Ольга Борисовна становится вполне официальной невестой, а потом и женой Лепешинского. Через год вместе с ним уезжает в ссылку в Сибирь, в Минусинский округ.

Затем будет эмиграция в Швейцарию, поступление в медицинский институт в Лозанне; доучиться не удалось – возвращается в Россию; вновь арест и ссылка в Сибирь; опять возвращение в Швейцарию, вторая попытка закончить медицинский институт. Но получить высшее медицинское образование и на этот раз не удалось: после революции 1905 года О.Б. Лепешинская возвращается с мужем в Россию. В Москве в 1909 году поступает в частный медицинский институт. Шесть лет учебы. «Сорока четырех лет от роду я наконец добилась своего – окончила институт, получила высшее медицинское образование», – вспоминала Лепешинская.

Под прожекторами

С той же страстью и упорством, с которым Ольга Борисовна Лепешинская предавалась революционной работе, почти в 50 лет она отдается работе научной. И делает на этом поприще совершенно невероятную карьеру!

В 1920 году Лепешинская получила назначение в Гистологический институт Московского университета. Отныне главный объект ее исследований – живая клетка. Фанатичная большевичка, Ольга Борисовна и свои научные занятия строит на незыблемом, как ей казалось, фундаменте большевистской идеологии: «Понимала теперь и я вздорность многих и многих теорий буржуазных биологов. Мне помогли разобраться в этом замечательные работы классиков марксизма: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Они, как прожектором, освещали и освещают мне путь вперед».

Под этими «прожекторами» Лепешинская идет напролом. Она уверена, что ей удалось наблюдать возникновение живой клетки из неживого вещества! «Перед глазами разворачивается удивительная картина. Желток около так называемого зародышевого диска состоит из мельчайших зерен. Это хорошо видно. И вдруг от массива желтка отрывается крупный желточный шар и падает в щель под зародышевый диск. Не свожу с него глаз. Что будет дальше?.. Точно зачарованная, стою я у аппарата. Еще проходит несколько часов, и в центре шара образовался какой-то пузырек. А затем на его месте я уже вижу ядро клетки. Передо мной нормальная клетка с ядром и протоплазмой», – пишет она о своих экспериментах в книге «У истоков жизни».

С 1949 года Лепешинская работает в Институте экспериментальной биологии АН СССР, заведует отделом развития живого вещества. В 1950-м становится лауреатом Сталинской премии первой степени за исследования развития клеток из живого вещества. В этом же году избрана академиком Академии медицинских наук СССР. А ведь ей уже почти 80 лет!

Мощнейший сорняк

Теория Лепешинской была изначально опровергнута и западными учеными, и советскими. 15 декабря 1955 года физик, академик Петр Капица в письме на имя Никиты Хрущева о состоянии дел в советской науке пишет: «Сейчас трудно не обратить внимание на то, что происходит у нас в биологии. Нигде, может быть, так явно не выступают последствия наших ошибок в организации науки. Несомненно, игнорирование здорового общественного мнения, стремление декретировать научные истины тут привело к тому, что начал расцветать мощнейший сорняк (Башьян, Лепешинская и др.)». Постановление Президиума ЦК КПСС по этому письму получило гриф «Строго секретно».

Советским биологам спорить с теорией Лепешинской было не столько трудно (они сразу оценили ее как мракобесную), сколько небезопасно для жизни. Биохимик и биофизик Симон Шноль отмечает в своей книге «Герои и злодеи российской науки» (М., 1997): «В 1940 году Сталин повелел арестовать Вавилова. Был отставлен от работы, затравлен и в 1940 году умер Кольцов. Были арестованы и убиты многие-многие их сотрудники. Но осталась великая наука – Генетика. Она противоречила безграмотным и лживым утверждениям Лысенко и его приверженцев».

Среди последних, несомненно, была и Лепешинская. Она и не скрывала своего восхищения «гением» Трофима Денисовича Лысенко. Ее, профессиональную революционерку, «тщательно изучившую труды Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина», нисколько не смущало, что число арестованных в Ленинграде сотрудников академика Николая Вавилова превысило численность всех биологов гитлеровской Германии, подвергшихся репрессиям, в том числе и высланных за пределы Германии. Из тюрем вернутся лишь трое.

Ольге Борисовне к крови было не привыкать. Как раз на начало 1940-х приходится бурный расцвет ее научной карьеры. Свои эксперименты Лепешинская описывает очень образно: «Однажды весной я наловила только что выклюнувшихся из икры головастиков и принесла в лабораторию. Беру одного и раздавливаю. Каплю крови и слизи раздавленного головастика кладу под микроскоп» («У истоков жизни», 1952); «…я взяла кровь головастика и стала изучать ее. И что же я увидела? В излившейся из головастика жидкости я увидела желточные шары самой разнообразной формы… Передо мной была картина развития какой-то клетки из желточного шара… Живая протоплазма в природе есть, она есть и в каждом организме. Живое вещество есть в каждой клетке и вне клетки» («Происхождение клеток из живого вещества», 1951).

Сегодня ее «теория» воспринимается, в лучшем случае как курьез в истории биологии. Но сама О.Б. Лепешинская до конца своей жизни – а она умерла в 1963 году, ей было 92 года – оставалась абсолютно убеждена в правильности своих представлений о внеклеточной структуре живого вещества.

«Ну, а если мне не показалось и я действительно вижу рождение клетки не от другой клетки, а из неживого желтка? – с революционным задором спорила эта восьмидесятилетняя женщина со своими критиками. – Дух захватывало от этой мысли, от волнения начинали дрожать руки. Ведь тогда же переворот в биологии! Тогда необходимо признать глупостью все рассуждения Рудольфа Вирхова, морганистов, вейсманистов, перечеркнуть сотни прославленных в свое время томов сочинений биологов различных стран… Да и с самим Пастером, с этим великаном науки, придется поспорить, и крепко поспорить».

В конце книги «У истоков жизни» она четко формулирует и символ своей научной веры: «Иосиф Виссарионович Сталин постоянно следит за развитием нашей науки, направляет ее, заботится об ученых. Во всей своей многолетней и упорной борьбе за настоящее познание развития живых организмов я всегда находила поддержку у товарища Сталина... Так как же не благодарить Сталина и не восхищаться им! Как не радоваться, что довелось жить и трудиться в Сталинскую эпоху, под его мудрым руководством!»

Прекрасное подтверждение давно известной формулы: идеи могут сосуществовать; идеологии непримиримы.

«В моей памяти Ольга Борисовна Лепешинская - старушка небольшого роста, не выпускающая палку из рук. Маленькое, острое личико с глубокими крупными морщинами украшено очками, из-под которых бросался подслеповатый, то добродушный, то рассерженный (но, в общем, не злой) взгляд. Одета чрезвычайно просто и старомодно. На кофте медная заколка, изображающая наш корабль «Комсомол», потопленный испанскими фашистами во время гражданской войны в Испании в 1935-1936 годах. Я как-то сказал Ольге Борисовне, что этот корабль нашёл не очень тихую пристань у неё на груди. Шутку она терпела, относясь к ней снисходительно.

О.Б. Лепешинская - человек сложной биографии и сложной судьбы. Рассматривать их надо в двух планах, до известной степени независимых, но всё же связанных между собой. Один план - это биография члена партии с момента её основания. Жизнь Ольги Борисовны и её мужа Пантелеймона Николаевича Лепешинского - видного деятеля российского революционного движения - в разные периоды была тесно связана с жизнью В.И. Ленина и Н.К. Крупской . Ольга Борисовна неоднократно выступала с докладами и статьями в печати, делясь своими воспоминаниями о встречах с Лениным. […]

В научные исследования была вовлечена вся семья Ольги Борисовны - её дочь Ольга и зять Володя Крюков, даже 10-12-летняя внучка Света. Не примкнул к ним только Пантелеймон Николаевич. Более того, он не скрывал своего скептического и даже иронического отношения к научным увлечениям своей боевой супруги. Однажды мы случайно встретились в вагоне дачного поезда, и Ольга Борисовна со свойственной ей экспрессией всю дорогу посвящала меня в курс своих научных достижений. Пантелеймон Николаевич равнодушно слушал всё это, и никаких эмоций на его добром, интеллигентном лице с небольшой седой бородкой не было заметно. Только вдруг, обращаясь ко мне, он произнёс тихим, мягким голосом: «Вы её не слушайте: она в науке ничего не смыслит и говорит сплошные глупости». Ольга Борисовна никак не отреагировала на эту краткую, но выразительную «рецензию», по-видимому, многократно её слышав. Поток её научной информации до самого конца поездки не иссякал, а Пантелеймон Николаевич продолжал с безучастным видом смотреть в окно.

Обстановка, в которой работала научная артель, была в подлинном смысле семейной. Лаборатория О.Б. Лепешинской, входившая в состав Института морфологии Академии медицинских наук, помещалась в жилом «Доме правительства» на Берсеневской набережной у Каменного моста. Семейству Лепешинских, старых и заслуженных членов партии, были отведены две соседствующие квартиры: одна - для жилья, другая - для научной лаборатории. Это было сделано, исходя из бытовых удобств Ольги Борисовны, чтобы она и её научный коллектив могли творить, не отходя далеко от кроватей. Разумеется, обстановка мало походила на обычную для научной лаборатории, требующую специальных приспособлений. Впрочем, Ольга Борисовна в них и не нуждалась, поскольку сложнейшие биологические проблемы удачно решались ею примитивнейшими методами.

Однажды я, как заместитель директора по научной работе Института морфологии (директором был академик АМН СССР А.И. Абрикосов), по настойчивой просьбе Лепешинской побывал в её лаборатории. С Ольгой Борисовной меня связывало давнее знакомство, но в этом случае приглашение в лабораторию было продиктовано пиететом к моему служебному положению. Приём был, как и следовало ожидать, очень радушным, по-видимому, к нему готовились, чтобы произвести хорошее впечатление на официальное лицо. От меня, однако, не ускользнул бутафорский характер подготовки. Я застал лабораторию в состоянии бурной активности, она должна была рассеять многочисленные, часто анекдотического содержания, слухи о её действительной работе. Мне показали оборудование, гордостью которого был недавно полученный английский электрический сушильный шкаф (в то время получение заграничной аппаратуры было делом трудным). Заглянув в шкаф, я убедился, что им и не пользовались. Две молодые лаборантки в новых белых халатах что-то усердно толкли в фарфоровых ступках. На вопрос, что они делают, ответили: толкут семена свёклы. Цель такого толчения в ступке мне пояснила Ольга Пантелеймоновна - дочь Ольги Борисовны: оно должно доказать, что произрасти могут не только части семени с сохранившимся зачатком ростка, но и крупицы, содержащие только «живое вещество». Затем Ольга Пантелеймоновна посвятила меня в исследование, выполняемое ею самой. Точно привожу ошеломившую меня фразу: «Мы берём чернозём из-под маминых ногтей, исследуем его на живое вещество». Я принял сказанное Ольгой Пантелеймоновной за шутку, но в дальнейшем понял, что это действительно было объяснением научного эксперимента. Впрочем, как показали события в научном мире, в подобных сообщениях в ту пору недостатка не было. […]

О.Б. Лепешинская утверждала, что своими исследованиями доказала полную несостоятельность основ клеточной теории и что вовсе не клетка, а неоформленное «живое вещество» - носитель основных жизненных процессов. Из него, мол, и образуются клетки со всеми их сложными деталями. Природа «живого вещества» в работах О.Б. Лепешинской не устанавливалась, это было общее, полумистическое понятие, без конкретной характеристики. Исследования Лепешинской должны были, по её мнению, нанести сокрушительный удар по величайшему открытию XIX века - клеточной теории вообще и вирховской формуле «всякая клетка из клетки» особенно. И она была убеждена, что такой удар нанесла и все те, кто этого не признаёт, - заскорузлые и невежественные «вирховианцы». Правда, сама кличка, в которую вкладывалось позорящее не только в научном, но и в политическом отношении (что в ту пору часто совмещалось) содержание, была пущена в обращение не Лепешинской. Авторство принадлежало группе невежд «нового направления в патологии». Эта кличка стояла в одном ряду с вейсманистами - менделистами - морганистами, которую Лысенко и его соратники присвоили генетикам. […]

Научная активность О.Б. Лепешинской не затихала и после «коронации». Она подарила миру ещё одно открытие, в которое меня посвятила при одной встрече на даче. Ольга Борисовна решила: телевидение разрушает «живое вещество». Что привело её к такому выводу, она не объясняла. Разумеется, Лепешинская это открытие не удержала при себе, а, заботясь о благе человечества, сообщила о нём в надлежащие инстанции. К ней приезжал встревоженный «начальник телевидения», как она мне назвала его, и нашел это открытие очень важным. Судя по всему, однако, оно прошло для телевидения бесследно. […]

Прошли годы. Восстановление норм общественной и политической жизни сопровождалось и восстановлением (хотя и весьма нелегким) норм подлинной науки, для дискредитации которой трудно было придумать более подходящий персонаж, чем О.Б. Лепешинская. Эта позорная страница в истории советской науки и вообще советской общественной жизни уходила в прошлое, хотя и не была забыта окончательно. Однако в случившемся меньше всего виновата Ольга Борисовна. Позор тем деятелям, которые дали безграничный простор её честолюбию, организовали спектакль с её посвящением в гении, сделали всеобщим посмешищем старого человека, заслуженного деятеля Коммунистической партии, выставив его на позор и поругание вместе с советской наукой. Деятели эти не только не понесли никакого наказания, но благополучно почивали на лаврах из шутовского венка О.Б. Лепешинской. А её «учение» было бесшумно спущено в небытие».

Цитируется по книге: Рапопорт И.А., Недолгая жизнь «живого вещества, в Сб.: Своевременные мысли или пророки в своем Отечестве / Сост. М.С. Глинка, Л., «Лениздат», 1989 г., с. 129-145.